– Она безукоризненно выдержала множество испытаний! – напомнил один из членов собрания.

– Испытания проходят под наблюдением опытных врачей, – вкрадчиво уточнил Небамон. – Но не растеряется ли она, оказавшись одна лицом к лицу с больным? Меня волнует ее выдержка. Не знаю, не ошиблась ли она, избрав наш путь.

– Что вы предлагаете?

– Весьма суровое испытание и тяжелые больные. Если она справится, мы возрадуемся вместе, в противном случае – посмотрим.

Не повышая голоса, Небамон добился согласия коллег. Он приготовил Нефрет пренеприятнейший сюрприз в самом начале карьеры: сломив ее, он поднимет девушку из грязи и примет в свои объятия, благодарную и покорную.

Нефрет в отчаянии уединилась, чтобы вволю наплакаться.

Ее не пугали трудности; но она не ожидала, что придется возглавить военный лазарет, куда свезли больных и раненых солдат, вернувшихся из Азии. Одни стонали, другие бредили, третьи опорожнялись. Глава санитарной службы казармы не дал девушке никаких наставлений, просто проводил ее к месту работы. Он подчинялся приказу.

Нефрет взяла себя в руки. Чем бы ни объяснялась такая несправедливость, ее дело – хранить верность профессии и лечить этих несчастных. Изучив казарменную аптечку, она воспряла духом. Прежде всего необходимо унять острую боль. Она растолкла корень мандрагоры – мясистого растения с длинными листьями и зелеными, желтыми и оранжевыми цветами, – чтобы извлечь сильно действующее вещество, обладающее болеутоляющими и наркотическими свойствами. Затем она смешала душистый укроп, финиковый и виноградный сок и прокипятила все это в вине; это снадобье больные будут принимать четыре дня подряд.

Она окликнула молодого новобранца, подметавшего казарменный двор.

– Ты будешь мне помогать.

– Я? Но…

– Ты назначен санитаром.

– Но мой начальник…

– Немедленно отправляйся к нему и скажи, что тридцать человек умрут, если он откажет мне в твоей помощи.

Солдат повиновался; он был отнюдь не в восторге от предстоявшей работы.

Вернувшись в лазарет, новобранец чуть не лишился чувств; Нефрет помогла ему прийти в себя.

– Аккуратно приподнимай им голову, чтобы я могла влить в рот лекарство; потом мы их помоем и приберем в помещении.

Поначалу он закрывал глаза и старался не дышать; но спокойствие Нефрет придало ему сил, новоиспеченный санитар забыл о своем отвращении и радовался тому, как быстро действует снадобье. Стоны и крики смолкли, многие солдаты заснули.

Вдруг один больной схватил девушку за ногу.

– Пустите!

– Как бы не так, милочка; такую добычу не бросают. Тебе со мной будет хорошо.

Санитар схватил пациента за голову и отвесил ему мощный удар. Нефрет удалось вырваться.

– Спасибо.

– Вы… вы не испугались?

– Конечно, испугалась.

– Если хотите, я могу любого из них так же проучить!

– Только если не будет другого выхода.

– А что у них за болезнь?

– Дизентерия.

– Это серьезно?

– Это болезнь, которую я знаю и могу вылечить.

– В Азии они пьют тухлую воду. Я уж лучше двор мести буду.

Добившись строгого соблюдения гигиены, Нефрет стала давать пациентам раствор на основе кориандра [33] , чтобы унять спазмы и прочистить кишечник. Потом она растерла гранат с пивными дрожжами, процедила раствор через ткань и оставила на ночь. Плод, набитый ярко-красными зернышками, станет лучшим средством от расстройства желудка и дизентерии.

В самых острых случаях Нефрет применяла смесь меда, перебродившей растительной слизи, сладкого пива и соли, которую вводила через задний проход с помощью медного рожка. Пять дней интенсивного лечения дали великолепные результаты. Коровье молоко и мед – единственная разрешенная пища – окончательно поставили больных на ноги.

Старший лекарь Небамон в прекрасном расположении духа отправился осматривать госпиталь казармы спустя шесть дней после того, как Нефрет приступила к работе. Он выразил удовлетворение и под конец обхода решил посетить лазарет, где лежали солдаты, заболевшие дизентерией во время последней азиатской кампании. Сейчас отчаявшаяся, обессилевшая девушка станет умолять назначить ее на другую должность и согласится работать под его началом.

Новобранец выметал мусор с порога лазарета, дверь которого была широко распахнута; пустое, обработанное известью помещение проветривалось на сквозняке.

– Я, наверное, ошибся, – сказал Небамон солдату. – Вы не знаете, где работает лекарь Нефрет?

– Первая дверь налево.

Девушка заносила имена в папирусный свиток.

– Нефрет! А где больные?

– Выздоравливают.

– Это невозможно!

– Вот список пациентов, прописанное лечение и дата выхода из лазарета.

– Но как?

– Я вам очень благодарна за то, что вы доверили мне эту работу, она позволила мне убедиться в действенности нашего лечения.

Она говорила без всякой враждебности, глаза излучали мягкий свет.

– Кажется, я ошибся.

– О чем вы?

– Я вел себя как идиот.

– Но у вас не такая репутация, Небамон.

– Послушайте, Нефрет…

– Завтра же вы получите полный отчет; не могли бы вы как можно скорее сказать, каким будет мое следующее назначение?

Монтумес был в бешенстве. Ни один слуга во всей огромной усадьбе не смел пошевелиться, пока не утихнет холодная ярость верховного стража.

В моменты крайнего напряжения у него чесалась голова, и он расчесывал ее до крови. У его ног валялись обрывки папируса – все, что осталось от порванных донесений его подчиненных.

Ничего.

Ни одной зацепки, ни одного явного промаха, ни намека на лихоимство: Пазаир вел себя как судья честный, а значит, опасный. Монтумес не имел обыкновения недооценивать противника – этот человек принадлежал к категории устрашающей, и одолеть его будет нелегко. Главное – никаких решительных действий, пока не станет ясно, кто за ним стоит.

14

Ветер раздувал широкий парус одномачтового судна, скользившего по водным просторам Дельты. Штурман ловко орудовал рулевым веслом, чутко улавливая характер течения, а пассажиры – судья Пазаир, Кем и павиан – отдыхали в каюте, сооруженной посреди палубы; на крыше лежали их вещи. На носу судна капитан измерял глубину при помощи большого шеста и отдавал приказы экипажу. Око Хора на носу и на корме судна оберегало его от превратностей судьбы.

Пазаир вышел из каюты, облокотился на борт и стал любоваться пейзажами. Как далека сейчас была долина с ее посевами, зажатыми между двумя пустынями! Здесь река разделялась на рукава и каналы, которые орошали города, селения, пальмовые рощи, поля и виноградники; сотни птиц – ласточки, удоды, белые цапли, вороны, жаворонки, воробьи, бакланы, пеликаны, дикие гуси, утки, журавли, аисты – парили в нежно-голубом небе, кое-где подернутом облаками. Судье казалось, что он созерцает море, поросшее тростником и папирусом; на выступающих из воды холмиках в тени ив и акаций виднелись белые одноэтажные домики. Возможно, это и есть первозданное болото, о котором писали древние мудрецы, то самое земное воплощение омывающего мир океана, откуда каждое утро встает новое солнце?

Охотники на гиппопотамов подали судну знак сменить курс; они преследовали самца. Раненый зверь только что нырнул и мог в любой момент вынырнуть и опрокинуть даже весьма крупное судно. Животное билось не на жизнь, а на смерть.

Капитан не пренебрег предупреждением; он вошел в «воды Ра» – крайний восточный рукав Нила, текущий на северо-восток. Возле Бубастиса – города богини Бастет, символически изображавшейся в облике кошки, – он пошел по каналу вдоль Вади Тумилат по направлению к Горьким озерам. Дул сильный ветер; справа за озером, где купались буйволы, под сенью тамариска ютилась небольшая хижина.